Президент Клуба Пресс Фотографов в Литве: Рак медиа сегодня — это спешка, которая убивает всё

— Практически, вся ваша деятельность связана с фотографией. Как давно фотография вошла в вашу жизнь и почему?

— Впервые я взял камеру в руки в трехлетнем возрасте. Мне «подарили», а вернее отдали старый фотоаппарат, который не работал. Летом во время отдыха у моря я придумал для себя такую игру: фотографировать людей на пляже. Потом фотографировал детей в детском саду. Ребята, которые были постарше, стали спрашивать у меня, когда они смогут получить свои фотографии. Я ничего не понимал в этом деле, и начал рисовать фотографии. Приносил им рисунки. Они говорили, что фотографии выглядят не так. Я забросил это дело. Когда мне исполнилось десять лет, мне подарили «Смену 8М». Но это было только начало. Спустя четыре года мы переехали в центр Вильнюса, и я начал ходить на кружок фото и кино — «Юный техник». Там и родилась любовь к фотографии.

После окончания школы поступил в университет на журналистику. К сожалению, не удалось закончить. На третьем курсе я уже работал в самой большой газете Lietu­vos Rytas. В то время попасть работать в самую большую газету считалось большим успехом. Однако редакции не было дела до того, что я учусь в университете, а университет не интересовало, что я работаю. На второй сессии третьего курса один преподаватель сказал, что не допустит меня к экзаменам. Я решил уйти. Базовые данные о том, что такое журналистика я получил.

— Но все-таки Вы оставили фотожурналистику. Как так получилось?

— Я не снимаю примерно семь лет. Надо было повесить фотоаппарат на гвоздь, когда стал председателем Союза фотохудожников Литвы. Там долгое время председателем был известный во всем мире литовский фотограф Антанас Суткус. Он уходил на пенсию пригласил меня и еще двух фотографов попробовать стать председателем Союза. Выбрали меня. К тому времени вместе с другими фотографами мы уже учредители Клуб пресс-фотографов Литвы, проводили  Национальный конкурс пресс-фотографии и организовывали международный фестиваль Vil­nius pho­to cir­cle.

Так и получилось: теперь я не снимаю, а занимаюсь организационными вопросами: фестивали, выставки, конкурсы, лекции. В прошлом году я закончил свою работу в Союзе фотохудожников и опять на «полную ногу» вернулся в Клуб пресс-фотографов.

— Несколько лет назад в одном из интервью Вы сказали, что главные инструменты фотографа — это голова и разум. Как изменился фотожурналист, фотограф за последние десять лет?

— Главные инструменты не поменялись. Изменилось то, как мы делимся информацией с людьми. Изменилась форма, что естественно, потому что жизнь меняется. Если нет идеи, если нет смысла в том, что ты делаешь, техника не поможет.

Фотограф сам должен ответить себе на следующие вопросы: почему эта тема интересна ему и почему эта тема должна быть интересна другим людям. Тогда начинается поиск формы: фотография, фотосерия, мультимедиа.

Фотожурналисты никуда не исчезнут. Но от фотожурналиста будут требовать чуть-чуть больше — это факт. В прошлом году у нас была лекция шведского фотографа Пола Хансена. Он сказал, что те, кто остался только фотожурналистом, не очень конкурентоспособны. Фотожурналист должен думать, искать темы и форму повествования.

Например, фоторедактор датской  газеты Poli­tiken Томас Боргер (Thomas Bor­berg) дает задание каждому фотографу самостоятельно искать тему и снимать собственную историю. Важен не только фотограф, но и фоторедактор.

— В Беларуси почти нет фоторедакторов. Эту роль выполняет выпускающий редактор, главный редактор либо кто-то другой. Фотограф без фоторедактора — это как команда без тренера. В то же время, если фотограф не думает сам, а только выполняет задание фоторедактора, то это не фотограф, а оператор затвора. Как найти баланс во взаимодействии фотографа и фоторедактора?

— Фоторедакторы в Литве — это заведующие по фотохозяйству. Они не делают то, что должны делать фоторедакторы.

Я езжу по Литве и рассказываю, что такое фотожурналистка, как она выглядит за рубежом, и прямо говорю, что то, что вы видите на новостных порталах в Литве — это не то.

У нас есть хорошие, думающие фотожурналисты, но издателям это не интересно. Почему? На этот вопрос я не могу ответить. Сейчас литовский фотограф в большинстве случаях это —  тот, кто заполняет дырки в газете или делает многочисленные фотогалереи, в которых много случайных снимков, нужных издателям, чтобы люди смотрели их. Так портал собирает аудиторию. Посещаемость дает больше рекламы, а значит и прибыль.

Иллюстрации и фотожурналистика — это разные вещи.

Фоторедактор — это посредник между фотожурналистом и людьми, которые будут смотреть, читать новость. Мы ошибочно думаем, что новость — это только событие. Это не так. Новость — это все, что мы узнаем нового. Я вам скажу, что в Вильнюсе сейчас солнце. Мне перед нашей встречей дочка прислала фотографию. Для меня это новость, потому что час там шел дождь. То, как живут люди в доме напротив — это тоже новость. Не нужно думать о новости в очень узком смысле.

Фотограф видит в фотографиях больше, чем там есть на самом деле. Он помнит запах, ветер, обстоятельства, при которых он нажимал на затвор и тд. Но он не будет стоять у каждого компьютера, и рассказывать это всем людям. Тут нужна работа фоторедактора, который должен понимать, как эту тему раскрыть для человека, который не знает всех обстоятельств, ведь всего написать нельзя под каждой фотографией.

— С приходом цифровой эпохи какие изменения в фотожурналистике вы отметили?

— Она меняется не в самую лучшую сторону. Жизнь стала ускоряться. У фотожурналистов  нет времени на длинные съемки и прорабатывание темы. Например, те журналисты, которые работают с Красным крестом или похожими НГО, имеют возможность снимать не только по заданию, но и для себя. Но тут встает вопрос этики. Когда ты работаешь на подобные НГО и параллельно снимаешь персональный проект на такую же тему, то некоторые издания могут не взять такие проекты, потому что ты считаешься ангажированным и, возможно, не сможешь раскрыть тему объективно.

В других случаях фотографы из-за нехватки времени снимают очень быстро и это отражается на фотографиях. Сразу становится очевидным, что тема не прошла через фотографа.

В прошлом году в Перпиньяне на скринингах резко отличались проекты Nation­al Geo­graph­ic. Их фотографы имеют возможность делать серию месяц и год и два. Это другой уровень, другое качество и другие деньги.

— В последнее время стали отдельно выделять женскую фотографию, женскую фотожурналистику. Стоит ли разделять фотографию на женскую и мужскую? Если да, то в чем отличия?

— Я не стал бы резко разделять фотографию на мужскую и женскую. Это такой баланс. Если говорить о военных фотографиях, то, конечно, там мужчинам легче по элементарным техническим вещам. Но когда мы говорим о других сериях, о сериях про человека, то и женщины, и мужчины могут рассказать одинаково хорошо. Я бы сказал, что мужчина подает визуальное решение более жестко, а женщины более эмоциональны.

Десять лет назад в Перпиньяне я видел серию из Афганистана, которую сделала женщина. На фотографиях не было ни крови, ни оружия, но там был весь ужас войны. Может быть, женщины больше обращаются к личной психологии. Мужчины жестче.

Конечно, женщинам легче делать более интимные темы, серии про женщин. Например, твоя серия про деревню ( Фотоистория Татьяны Ткачевой «Молостовка», с которой она победила на международном фестивале Vil­ni­aus fotografi­jos ratas — ред.). Я не знаю, смог бы мужчина так раскрыться и рассказать о своем внутреннем мире. Мужчинам легче рассказывать о другом, чем о себе. Но рассказывать о себе интересно и нужно.

Я думаю, в последнее время стали чуть больше говорить про женскую фотографию, женскую фотожурналистику, чтобы поддержать женщин, чтобы они не чувствовали, что это только мужской мир и мужская профессия.

— Каким СМИ вы доверяете?

— Я бы хотел ответить словами одного американского актера. Он сказал примерно так: «Если вы не будете смотреть, слушать или читать СМИ, то в худшем случае вы не будете информированы. А вот если вы будете слушать и читать СМИ, то, наверное, вы будете дезинформированы».

Рак медиа сегодня — это спешка, которая убивает всё. И у фотожурналиста нет времени подумать, что и как снимать, потому что нужно быстро отправить фотографии. Другая проблема, про которую я говорю в Литве уже пять-шесть лет — это визуальный мусор или визуальный шум. Особенно на новостных порталах.

Потому что с элементарного события, когда даже нечего снимать, надо предостваить 30–50 фотографий. Раньше в газетах было так: человек смотрел на заголовок, потом на фотографию, потом на подпись под фотографией. И тогда решал, читать или нет.

Думаю, сейчас люди к фотографии относятся по-другому. Они уже не надеются найти что-то интересное. Если вы каждый день будете есть безвкусный хлеб, то вы вообще перестанете его употреблять в пищу. Другой вопрос — сейчас в большинстве своем мы видим на новостных порталах цифровое изображение, а не фотографию. Несмотря на то, что есть хорошие фотографы и хорошие фотографии, они тонут в этой массе.

— Несколько лет вы входили в состав жюри белорусского конкурса пресс-фото. В чем отличия между белорусской и литовской фотографией?

— Я не буду сравнивать качество и уровень. Есть некоторая разница.

Белорусские фотографы в большей степени исследуют человека с помощью фотографии. У вас больше познания окружающего мира через фотографию, чем новостей в прямом смысле этого слова.

— Вам приходится смотреть много фотографий, проектов, серий. Что запомнилось из того, что вы видели за последний год?

— В Нью-Йорке была выставка Ирвинга Пенна. Я не являюсь большим обожателем его работ, мне лично больше нравится другая фотография, однако ценю его работы в целом. В одном зале были представлены работы, которые я раньше не видел. Это были большие портреты окурков, снятые крупным планом. Я остановился и долго смотрел, практически все отснял для себя, чтобы показать студентам.

Я видел не окурки, а людей. Из тысяч фотографий, что я видел в этом году, эти работы я запомнил.

Подписывайтесь на канал ОО «БАЖ» в «Телеграмм»!