Галина Тимченко: Российские журналисты — это штрафбат на минном поле

Депутаты Государственной Думы России провели 9 июля заседание комиссии этой палаты «по расследованию фактов вмешательства иностранных государств во внутренние дела».

На заседании, в котором также участвовали представители Генеральной прокуратуры России, МИДа и других организаций, они обвинили российские и иностранные медиа в том, что те пытались повлиять на «всенародное голосование» по поправкам в Конституцию страны — якобы распространяя «деструктивную, недостоверную и провокационную информацию». Обвинены депутатами в таких действиях были «Немецкая волна», Русская служба БиБиСи, «Голос Америки», Радио Свобода, «Настоящее время», «Медуза», «Открытые Медиа» и «МБХ-Медиа».

Эти редакции объединяет одно – до их штаб-квартир не может дотянуться российская власть, которая после голосования по поправкам в Конституцию развязала масштабное наступление на свободу слова. Журналисты этих медиа работают в самой гуще российских событий, стараясь снабдить своих читателей, зрителей и слушателей качественными новостями и объективными статьями.

С руководителем одного из упомянутых думцами изданий, генеральным директором и издателем «Медузы» Галиной Тимченко Русская служба «Голоса Америки» поговорила о том, каковы преимущества и сложности открытия русскоязычного медиа за границами России.

Данила Гальперович: Вы основали «Медузу» в 2014 году, ваше медиа — один из наиболее известных русскоязычных ресурсов Интернета. Каковы преимущества и негативные стороны того, что редакция находится в Латвии?

Галина Тимченко: Плюсы пока перевешивают минусы. Если говорить о бизнес-стороне, которая для меня лично важна – я не боюсь, что у меня арестуют счет, что ко мне придут пожарные или налоговая инспекция после любой публикации, как это было с «Эхом Москвы», как это было с «Дождем», и так далее. Это очень очевидный плюс. Второй плюс — исключительное спокойствие со стороны властных и налоговых органов: если ты все сдаешь в срок, и у них нет к тебе вопросов, если соблюдаешь законы и правила, то, в общем-то, ты живешь совершенно спокойно. Очень легкая регистрация, очень легкая история с изданием СМИ на любом языке.

За все эти шесть лет только один пенсионер написал на нас жалобу в Центр языка, Центр языка посмотрел нашу регистрацию, говорящую, что мы зарегистрированное СМИ на русском языке — и все, после этого больше ничего не было. Точно также нет проблем и с арендой, потому что в Латвии нет разделения на жилые и нежилые помещения. Ты можешь использовать его по своему усмотрению, только вызываешь трудовую инспекцию, и за очень малую пошлину тебе проверяют помещение, и ты можешь там жить и работать сколько угодно.

Латвия – одна из самых интернетизированных стран: 4G работает, все летает и, в общем, никаких проблем нет. Все это позволяет, по крайней мере, в штаб-квартире спокойно сидеть и работать, поскольку связь хорошая, Интернет хороший, и разработчики, и дизайнеры имеют возможность спокойно работать в хороших условиях.

Д.Г.: И что, совсем без сложностей?

Г.Т.: Главная сложность — у нас половина людей работает в Москве, «на земле», и они работают точно так же, как и все остальные русские журналисты. Нам рекомендуют пройти регистрацию в МИДе как иностранному СМИ, и мы подавали туда три раза заявку, но они просто, судя по всему, клали под сукно наши заявки: сейчас, вроде бы, из-за COVID-19, раньше еще из-за чего-то. Но мы надеемся все-таки, что наш корпункт будет зарегистрирован при МИДе. Работать это (отсутствие аккредитации при МИД РФ — Д.Г.) нам не мешает, но это мешает российским властным структурам давать нам официальные комментарии. Не всем, правда: некоторые не обращают на это внимание, а некоторые обращают. С тех пор, как у нас появились политические спецкоры, Фарида Рустамова и Андрей Перцев, конечно, им тяжелее работать в таких условиях, потому что они должны посылать официальные запросы. Чаще всего эти официальные запросы, не подтвержденные ни звонками, ни знакомством с источниками, куда-то исчезают. Они иногда нам отвечают, но довольно редко.

Д.Г.: А как вообще работает разделенная редакция?

Г.Т.: Что касается истории про разделенную редакцию — да, первое время мы никак не могли найти способ коммуникации. Испробовали все, какие только есть на белом свете, сейчас остановились на Google Meet — не на Zoom, потому что он очень незащищенный. Пандемия в этом смысле «помогла», потому что все оказались в такой ситуации, в которой мы оказались пять лет назад. Все очень быстро адаптировались к тому, что все происходит онлайн, буквально за две недели с начала локдауна. Что касается психологической составляющей, то тут тоже есть сложности. Сначала нашим людям в Москве, как это ни странно, казалось, что они — филиал, и что они находятся не в центре всех событий, которые они описывают, а где-то на периферии. Они очень жаловались: «Вот у вас в Риге жизнь – летучки, совещания, и так далее, а мы здесь брошены на произвол судьбы».

Сейчас мы будем регистрировать представительство в России — не только корпункт при МИДе, но и официальное представительство «Медузы». Может быть, после такой регистрации это изменится, но психологически им, конечно, очень тяжело.

Поэтому мы, например, сделали такой график приезда, который, впрочем, тоже в связи с коронавирусом нарушился — каждые два-три месяца два-три человека из Москвы приезжают к нам сюда поработать в Ригу. Или, например, мы приглашали спецкоров, когда они собирали большой текст или большое расследование. Когда они подобрали всю фактуру — редактор кивает, они приезжают в Ригу писать этот текст, просто чтобы понять, чем дышит штаб-квартира, что там внутри происходит, какие решения принимаются. Потому что все знают, что спецкоры работают внеурочно, у них нет определенных часов, не все из них успевают на утренние летучки или на какие-то совещания. И поэтому вот это ощущение отрыва было. Но пандемия все поправила, как говорится.

Д.Г.: Вам часто напоминают, что вы базируетесь не в России? Многие вам дают понять, что вы медиа хоть и русскоязычное, но иностранное?

Г.Т.: Мы сначала чувствовали такое отношение — «вы заграничные» — довольно сильно. А сейчас каким-то волшебным образом этого стало меньше. Может быть, дело Ивана Голунова повлияло, может быть, еще что-то, но сейчас, к своему удивлению, я получаю письма от людей, которые хотят работать в «Медузе», и они даже не понимают, что «Медуза» в Латвии. Они нас считают полноценно русским изданием. Более того, есть достоверная информация о том, что, когда год назад было «дело Голунова», генерал Баранов, начальник ГУВД Москвы, не понимал, что «Медуза» — латвийское издание. Ему это объяснил Дима Муратов (главный редактор «Новой газеты» — ДГ), я это с его слов знаю. Дима Муратов и Алексей Венедиктов (главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» — Д.Г.) на совещании задавали вопросы Баранову, и Баранов говорил: «Вы же понимаете, он 12 раз в году ездит в Латвию». На что Муратов ему сказал: «А вы понимаете, что там его работодатель?», и у Баранова аж глаза выкатились. То есть, очень многие люди из властных или из широких читательских кругов не отдают себе отчет в том, что мы находимся в Латвии.

А вот что касается пропагандистов, то RT, Соловьев, Киселев и иже с ними не забывают каждый раз нас пнуть и напомнить, что мы сидим в Латвии и поэтому ничего не понимаем. Некоторая часть людей и в нашем спектре иногда высказывает такие упреки – мол, хорошо вам там сидеть и оттуда такое говорить, вы можете себе это позволить. Тут можно только пожать плечами: им трудно себе представить, что мы ровно под такой же угрозой, что по щелчку пальца нас могут заблокировать, объявить «нежелательной организацией» или сделать все, что угодно.

Д.Г.: Сейчас в российскую Конституцию включены поправки, которые задают довольно четкий идеологический тренд — охранительство «традиционных ценностей» с установлением, что только государство определяет, что сейчас является истиной, а что нет. Я совсем недавно говорил с экспертами, которые предполагают, что от этих поправок медиа могут сильно пострадать. Как вам кажется, станут ли власти применять новые положения Основного закона для зажима прессы?

Г.Т.: Мне кажется, что совершенно точно станут. Но дело даже не в том, что они будут это исполнять. Я знаю, я сама такая, что журналисты, хорошие журналисты, знают закон, стараются не подставляться и ему следовать, потому что на кону стоит очень много. То есть, буквально, одна публикация — и понеслось, а у тебя за спиной целое издание. На эти грабли наступали все — от «Эха Москвы» до «Дождя» или нас самих, много кто наступал на эти грабли. Поэтому степень ответственности журналиста возрастает. А вот где она заканчивается – мы не понимаем. Ты можешь, как Света Прокопьева, написать колонку — и получить за это угрозу срока и огромный штраф. Они все равно будут нас преследовать, у них просто все больше и больше появляется рычагов.

Д.Г.: То есть, для преследования журналистов властям достаточно желания их преследовать, а повод они найдут?

Г.Т.: Да! Я, которая всегда пожимала плечами и говорила, что если захотят убить, то убьют, себя сейчас ловлю на том, что читаю «Медузу» (уже в публикации), пишу главному редактору: «Нам за это прилетит или нет, вы это показали юристу?» — и при этом понимаю, что «показать это юристу» вообще не имеет никакого значения. Это для меня такое плацебо, что я, по крайней мере, показала юристу, но это же ничего не значит совсем! Они принимают эти законы не чтобы «всех и сразу», а чтобы «каждого в любой момент по любому поводу». И поэтому ты идешь по минному полю. Мы, все независимые медиа – штрафбат, идущий по минному полю. Кто подорвется — тот подорвется, кого судьба и удача спасут, того спасут. Потому что они и в законы могут написать все, что угодно, и решения принимают не на основании законов. Мы-то их будем соблюдать, но они их соблюдать не собираются.