• Актуальнае
  • Медыяправа
  • Карыснае
  • Кірункі і кампаніі
  • Агляды і маніторынгі
  • Рэкамендацыі па бяспецы калег

    Комиссия по этике БАЖ: что это такое и как работает

    Комиссия по этике была создана вскоре после образования организации. Семеро ее членов избираются на съезде БАЖ каждые три года из числа наиболее опытных и уважаемых журналистов. Это единственный в Беларуси действующий орган журналистского саморегулирования.

    О том, что изменилось за двадцать лет, о журналистской этике и проблемах соблюдения стандартов в работе комиссии, ее взаимодействии с журналистским сообществом рассказывает председатель Комиссии по этике Сергей ВАГАНОВ.

    — Тогда, в конце девяностых, вся наша деятельность была пропитана «революционностью». Мы обсуждали не столько материалы журналиста, сколько его публичное поведение. Например, одна журналистка очень активно вела себя в медиапространстве: работала сначала в «Советской Белоруссии», потом в «Народной воле», а потом опять ушла в «СБ». А это газеты-антагонисты по своим этическим, профессиональным, политическим позициям. Она публично объясняла, что ей интересно смотреть на события с разных сторон. Но эта журналистка не писала нейтральные материалы —  она писала политические тексты, была сначала оппозиционеркой, а потом о том же самом писала совсем иначе. И вот такое неэтичное поведение мы обсуждали и осуждали. Я настаивал на исключении этой журналистки из БАЖ, но, по-моему, Рада тогда не поддержала мое предложение. Таков был первый опыт комиссии… Сейчас все изменилось, и я понимаю, что главное теперь — продукт журналистского творчества.

    —  В чем же сегодня заключается роль журналистской Комиссии по этике?

    — В представлении многих журналистов и читающей публики комиссия по этике — это некий карающий орган. На самом деле, конечно же, нет.

    Это механизм для разрешения конфликтных ситуаций между журналистами, между журналистами и редакциями, между редакциями, между журналистами, редакциями и читателями с позиций соблюдения стандартов профессиональной этики.

    Главное —  без вмешательства государства. Если, например, читатель подал в суд на газету и на автора, и одновременно прислал обращение нам — мы отказываем В рассмотрении, пусть уже суд разбирается. Бывает, в случае возникновения финансовых конфликтов к нам обращаются в надежде, что наше решение поможет, но такие обращения мы тоже не рассматриваем.

    Каков порядок нашей работы? Приходит обращение в БАЖ, потом пересылается, как правило, мне, я рассылаю коллегам. Сначала мы дистанционно, путем переписки, обмениваемся мнениями, каждый высказывает свою точку зрения, а потом решаем —  собираемся по этому поводу или нет. И если собираемся, то, бывает, что уже на самой комиссии, в ходе обсуждения, выясняются какие-то обстоятельства —  и точка зрения может поменяться.

    Потом мы принимаем обоснованные постановления, они выложены на сайте БАЖ, любой может прочесть. А решение всегда однозначно: есть нарушение этики или его нет.

    Как вы оцениваете спорные материалы: проверяете их на соответствие стандартам журналистской этики, закрепленным в этическом кодексе, в Декларации профессиональной этики?

    — Это очень сложный вопрос —  по каким критериям судить об этичности. Кодексов сейчас уйма: европейские, американские, наши собственные. Но журналистская практика и опыт показывают, что применять стандарты сложно, каждая ситуация —  особенная.

    Скажем, стандарты требуют, чтобы журналист представлял альтернативные точки зрения, но мы рассматривали ситуации, когда сделать это было невозможно, и мы признавали, что журналист не нарушил этику. В другой, казалось бы, похожей, ситуации выносили решение —  нарушил. Нет канонов. Практика очень разная. И я противник того, чтобы ее загонять в рамки кодексов.

    Например, в нашем Кодексе журналистской этики (а он принят в 2006 году и до сих пор не перерабатывался) сказано, что, если журналист работает на территории медицинского учреждения, он должен получить разрешение у дирекции. Я не думаю, что это должно быть категорическим требованием.

    Журналист может это сделать, но может и не спрашивать, или у него нет возможности спросить —  все зависит от того, о чем он собирается писать. Есть стандарты, которые обязательны по отношению к героям публикаций: соблюдение права на частную жизнь, неразглашение информации и прочее —  но просить разрешение сделать материал… Ну, как бы вы просили разрешение написать о том, что произошло с Владимиром Некляевым в декабре 2010 года, когда его похитили из больницы скорой помощи? Мы живем в такой ситуации, когда журналист даже не всегда может представиться как журналист, хотя стандарт этики требует этого.

    Во всех зарубежных кодексах присутствует положение, что журналист должен работать в рамках закона, соблюдать законы — это в том числе нравственное требование.

    Но все штрафы, которые получают те же журналисты «Белсата», формально имеют под собой основание, и никакие ссылки на права журналиста и конституцию тут не работают. Есть закон, есть соответствующая статья: вы не аккредитованы —  и это нарушение. Хотя журналист просто выполняет свои профессиональные обязанности. Вот недавно в Могилеве белсатовцы сделали положительный, позитивный материал, а их все равно оштрафовали. По закону журналисты просто не имеют права работать тут, но они работают, значит, практически комиссия должна выносить решение, что они нарушили этику.

    Но мы живем в ситуации, когда государство, режим вынуждают нарушать даже базовую этическую норму.

    При этом мы видим, что чиновники сами сплошь и рядом нарушают законодательство.

    Они обязаны делиться информацией, отвечать на вопросы журналистов. По закону это их обязанность, но добрушская начальница без стыда и страха показывает журналистам фигу…

     

    —  Каковы ваши личные критерии этичности, насколько они совпадают с требованиями профессиональными?

    —  Критерий один —  писать правду. Не врать. Больше нет никаких критериев.

    А что такое правда для журналиста? Это правда факта. При этом надо помнить и понимать, что факт не существует сам по себе. Он живет, дышит, работает во взаимосвязях с другими фактами, с почвой, на которой он вырос, с явлениями, которые его породили. Только в этих взаимосвязях факт становится правдой.

    Даже транслируя простую информацию, журналист должен знать и понимать эти взаимосвязи. Иначе —  поверхностность. Или еще хуже —  предвзятость, манипуляция. Ведь и правдивую информацию можно подать так, что она будет неправдой. Например, в свое время российский премьер Дмитрий Медведев, большой любитель интернета и гаджетов, сказал, что только идиот сейчас не пользуется интернетом. А незадолго до этого белорусский президент объявил, что не пользуется интернетом. Один медиаресурс берет обе эти (правдивые!) информации —  и делает заголовок: «Медведев считает Лукашенко идиотом».

    В общем, когда я говорю о правде в журналистике, я имею в виду полное соответствие тому, что зафиксировано: в документе, в событии, в высказывании… Ты можешь выразить свое мнение об этом, но нельзя манипулировать фактами.

     

    —  Но, когда журналист приходит на интервью или за комментарием, ему тоже не всегда говорят правду.

    —  Тут очень многое зависит от подготовки журналиста, его личности. К сожалению, сейчас роль журналиста часто сводится лишь к роли информатора и даже, я бы сказал, регистратора. Практикуется одинаковый подход и к освещению событий в чисто информационном жанре, и вопросов, связанных с общественной, социальной проблематикой.

    «Одна точка зрения, другая точка зрения, эксперт» —  разложили по полочкам, и вся работа. И выхолащивается критическое отношение, интеллектуальная, творческая составляющая профессии.

    Современная журналистика создала такого читателя, который считает, что она должна его обслуживать.

    Вместо «четвертой власти» —  этакая сфера услуг. Многие медиа видят единственный мотив своей деятельности в том, чтобы заработать и выжить.

    Имеет ли это отношение к профессиональной этике? Да. Что ж этичного в том, что государство создало такие условия, когда независимая пресса должна искать способы выживания, вынуждена потрафлять низким вкусам, даже требованиям своих читателей, обслуживать их для того, чтобы выжить…

    И тогда они варят эту низкопробную кашу из сомнительных новостей. Но ведь таким образом формируется читатель. Человек —  это не только то, что он ест.

    Человек —  это то, что он читает. И вот этот человек, читающий прессу, —  он весь в фейсбуке виден с его комментариями или в комментариях непосредственно к материалам. Какая пресса —  такой и читатель. Он не любит думать, ему достаточно позиции «согласен —  не согласен». «Я так считаю» вместо «я так думаю», потому что «думать» —  это процесс, а чтобы «считать», думать не надо.

     

    —  Кроме того, социальные сети позволяют людям высказываться и без участия медиа, напрямую, горизонтально. В соцсети нет формальных требований к этическому стандарту, и мы видим большое количество обсуждений личной информации, каминг- ауты и их обсуждения —  то, что в журналистике регулируется как раз этическими требованиями. А теперь как бы нет этой планки. Получается, что и у СМИ она снизилась?

    —  Не стоит путать соцсети и журналистику. Фейсбук, инстаграм к журналистике не имеют вообще никакого отношения, с моей точки зрения. Но если журналист публикует посты в Фейсбуке, он должен оставаться журналистом и в своем фейсбучном творчестве —  не может быть в своей газете один человек, а в сетях другой. Мы, кстати, подготовили документ «Журналист в соцсетях» —  он опубликован на сайте БАЖ, любой может с ним ознакомиться.

    А что касается моды на обсуждение личной информации, так здесь неэтичность заложена с самого начала.

    Мы рассматривали на комиссии по этике случай, когда поступила жалоба на очень грубый комментарий к заметке по теме ЛГБТ. По ходу расследования редакция сразу признала свою ошибку и убрала этот комментарий. Но, честно говоря, я не понимаю, зачем публиковать вещи, которые провоцируют взрыв ксенофобии, повышают агрессию в обществе.

    Я понимаю, когда публикуется заметка в защиту прав. Когда есть нарушение чьих-то прав —  это одно, это задача прессы: освещать такого рода конфликты и осмысливать.

    В остальном — все люди одинаковы, это высший постулат. Если, к примеру, идет в президенты открытый гей, меня не волнует его половая ориентация. Мне важно, каким он будет президентом. Но когда журналист акцентирует внимание публики на особенностях его сексуального поведения, это мне не нравится с этической точки зрения.

     

    —  Скажите, а как «фигуранты» дел, рассматриваемых на комиссии по этике, реагируют на ваши решения?

    —  Конечно, люди обижаются на решения, с которыми они не согласны. Разворачивается обсуждение в фейсбуке, пишут комментарии… Ну и на этом, собственно, все. На мой взгляд, комиссия не очень влиятельный орган. Мы только рассматриваем спорные вопросы, но не имеем никакого механизма, чтобы обязать редакции реагировать на решения комиссии по этике. Я думаю, что было бы правильно, если бы редакция, которую (или сотрудника которой) признали виновной в нарушении этики, была обязана хотя бы публиковать у себя решение комиссии.

    Убежден и в том, что редакциям полезно было бы иметь собственные кодексы профессиональной этики.

     

    —  Значит, надо как-то предусмотреть механизм реакции на решения комиссии?

    —  Например, в Швеции этические досудебные проблемы взаимодействия общества и прессы решает государственный чиновник, омбудсмен; у него есть для этого небольшой штат. И его решение влечет за собой последствия для виновного —  материальные, репутационные и так далее. Я все больше и больше склоняюсь к тому, что и нам надо менять подходы. Не знаю, на каких принципах —  в штате или не в штате, но, естественно, с оплатой этой деятельности, должен быть один человек, например в БАЖе, который мониторил бы СМИ на предмет нарушения этических норм и правил и инициировал рассмотрение дел с привлечением экспертов — разных, в зависимости от содержания спорного материала.

    Сейчас появилось очень много новых вопросов и проблем, связанных с журналистской этикой. Это и то, о чем мы говорили выше, и такое новое, связанное с интернетом понятие, как «право на забвение», и ряд других вопросов.

    Наша комиссия в том виде, в каком она существует сейчас, с таким реально существующим объемом проблем не управится. Все занимаются своими делами, работают. Даже если мы будем собираться раз в месяц, я чувствую, что нам не хватит ресурса для полноценной работы.

    Было бы очень хорошо, если бы у нас появился омбудсмен. Человек, который имел бы реальный опыт работы в современной журналистике, безупречную профессиональную репутацию, ну и, конечно же, был бы хорошим организатором. Потому что, безусловно, журналистскому сообществу необходимо саморегулирование.

    Мы стараемся и делаем в этой части все, что можем. Откровенно говоря, я считаю, что в меру своих возможностей мы работаем хорошо. Все наши решения обоснованны и справедливы. Но время требует приложения больших сил и новых компетенций.

    Хотите высказаться? Обсуждение интервью в Face­book ЗДЕСЬ

    Пастановы камісіі

    КОДЭКС ЖУРНАЛІСЦКАЙ ЭТЫКІ ГА «БАЖ»

    ДЭКЛАРАЦЫЯ ПРЫНЦЫПАЎ ПРАФЕСІЙНАЙ ЭТЫКІ ЖУРНАЛІСТА

    Падаць зварот у Камісію па этыцы ГА «БАЖ»

    Самыя важныя навіны і матэрыялы ў нашым Тэлеграм-канале — падпісвайцеся!
    @bajmedia
    Найбольш чытанае
    Кожны чацвер мы дасылаем на электронную пошту магчымасці (гранты, вакансіі, конкурсы, стыпендыі), анонсы мерапрыемстваў (лекцыі, дыскусіі, прэзентацыі), а таксама самыя важныя навіны і тэндэнцыі ў свеце медыя.
    Падпісваючыся на рассылку, вы згаджаецеся з Палітыкай канфідэнцыйнасці