Почему белорусы, уехавшие из страны, ругаются с теми, кто остался?

«Как выбрать: уезжать или остаться? А как выбрать, какую руку отрубить?»

На самом деле и та и другая сторона находятся в очень тяжелом положении. Уехать или остаться — это очень сложный выбор. За исключением случаев, когда люди не могут уехать по причинам, на которые они не могут влиять: больные родственники, финансовая невозможность или еще что-то. В других случаях уехать или остаться — это невозможный выбор. Зачастую люди уезжают, когда ситуация становится критической. Вопрос выбора смещается в сторону необходимости.

Как выбрать, уезжать или остаться? А как выбрать, какую руку отрубить? Это я к тому, что обе стороны находятся в ситуации тяжелой потери.

Сергей Попов
Врач-психиатр, психоаналитик, член Международной психоаналитической ассоциации, бывший заместитель председателя этического комитета Белорусской психиатрической ассоциации.

Я думаю, что поэтому дальше, какое решение бы ни было принято, люди пытаются адаптироваться и как-то справиться с этой болью потери. К примеру, уехавший теряет Родину, дом, связи, привычное окружение, привычные запахи, улицы — все эти простые вещи теряются. У оставшихся теряются друзья и близкие, а также надежды на жизнь, которая планировалась.

И та, и другая сторона испытывают боль. Защищаясь от нее, важно задаться вопросом, почему возникают претензии друг к другу. В чем причина? Все зависит от того, кто для кого что символизирует. Что символизирует для оставшихся те, кто уехал, и наоборот. На мой взгляд, они напоминают и символизируют друг другу то, что на самом деле хочется выбросить из сознания. То, о чем не хочется думать, потому что это приносит внутренний конфликт и боль.

«При близком общении может возникнуть чувство, что там-то в Беларуси жизнь продолжается. И начинаются сомнения»

Те, кто уехал (вынуждено или внутренним волевым решением), теперь вкладывают свою внутреннюю энергию и любовь, страсть во что-то другое: в другую страну, работу и отношения. Происходит внутренний переход. Соответственно, можно сказать, что для них тот, кто остался, символизирует потерю. Потому что существует все-таки достаточно большая привязанность к тому месту, где человек жил раньше. У уехавших может возникать такая компенсаторная, очень парадоксальная злость на оставшихся. Мол, давайте и вы тоже уезжайте. Но внутри, в психике, это выглядит словно желание, чтобы никто мне не напоминал о том, что я потерял. Это такая защита.

Другая злость уехавших может быть связана с большим непониманием их ситуации. Часто у тех, кто остался, возникают фантазии: уехавшие начали там какую-то хорошую жизнь. У того, кто остался, якобы ее нет. В этом есть большое непонимание сложностей, с которыми сталкиваются уехавшие.

На самом деле эмиграция — это не сахар и не мед. Жить в отъезде — очень сложная история. Человек все равно оказывается чужим среди других. Даже если это какая-то близкая по культуре страна. Требуются годы для того, чтобы почувствовать себя своим. Но, может быть, этого никогда и не произойдет. Эмиграция на самом деле — это тоже определенная потеря.

Уехавшие могут испытывать определенную злость или какое-то дистанцирование от тех, кто остается. Потому что при близком общении может возникнуть чувство, что там-то в Беларуси жизнь продолжается. И начинаются сомнения: может, я неправильный выбор сделал, неправильно то, что уехал. Естественно, от этих сомнений хочется избавиться. Психика не может находиться долго в сомнениях. Это очень тяжело и энергозатратно. Поэтому может быть тоже такое дистанцирование: не говорите, что у вас там все нормально, что ваша жизнь как-то устроена.

«Человек переживает потерю сравнимую со смертью его близких»

Оставшиеся, конечно, переживают почти буквальную потерю от того, что их окружение, их жизненное пространство иссушается, обедняется и даже просто исчезает. Человек переживает потерю сравнимую со смертью его близких. Нет человека рядом. Всё. И конечно же, как это всегда бывает при потере, мы испытываем горе, но и одновременно злость. Это всегда так происходит. Даже когда близкий умер, человек сталкивается с конфликтом: я горюю, печалюсь, но и одновременно злюсь — он же мне нужен, почему он меня оставил? Такие же эмоции транслируются и на уехавших. Злость на то, что бросили. Добавляется еще и такая проекция-фантазия о том, что у уехавших теперь хорошая жизнь, а я тут остался со своими сложностями. Злость от этого еще больше усиливается и подогревается.

Также тот, кто остается, может испытывать зависть (особенно, если есть финансовые сложности, не позволяющие уехать) от того, что у других есть возможность выбирать, а у этого человека — нет. Такой человек тоже может иметь какие-то претензии.

Ну и, в конце концов, те, кто остались в Беларуси, адаптируются к существующим условиям: внутренняя эмиграция, повышение толерантности, создание андеграундного круга общения и так далее. Люди формируют какой-то жизненный баланс. Пусть он плохонький, но они стараются окружать себя тем, что меньше напоминает о каких-то ужасах. Возникает новый баланс. А когда начинают звучать те, кто уехали, особенно, если что-то у них получается, то у оставшихся это вызывает некоторое раздражение. Потому что опять расшатывается вновь установленный баланс. Словно равновесие опять нарушается. Опять возникают мысли: может быть, нужно уехать. И снова начинаются сомнения, о которых я говорил. Что тоже вызывает злость.

«Нам просто нужно учиться ссориться, спорить, но не хлопать дверью»

Что же делать и как примириться? Сейчас в принципе сильны тенденции по разобщению общества. Это то, как работает любая тоталитарная система: разделять людей по лагерям «свои-чужие» и так далее. В самом дискурсе «уехавшие-оставшиеся» уже есть разобщение.

Иногда кажется, что проще разделиться и жить в каком-то своем лагере. Но это только кажущаяся простота. Но в таком случае разделения ни те, кто внутри, ни те, кто снаружи, ничего не могут сделать.

Поэтому так важно, несмотря на то, что злость разделяет, стараться объединяться, друг друга услышать. Именно в том, что кто-то остается, а кто-то уезжает, — результат разных реакций, но на одно и то же. Очень важно понимать, что изначально боль у всех одинаковая. Просто в последующем реакции и способы справиться с ней — разные. В этом отношении важно ругаться, ссориться, но не разделяться. Я думаю, нам просто нужно учиться ссориться, спорить, но не хлопать дверью, не стирать номера телефонов и больше никогда не выходить на связь. Помнить о том, что боль одна у всех. И все это началось с одной боли у всех.

Понятно, что есть еще много претензий, потому что много бессилия с обеих сторон. И здесь все-таки мы все отравлены авторитаризмом. В том плане, что какие бы мы ни были, где-то продвинутыми и так далее, в нас все равно есть этот яд, связанный с тем, что кто-то должен помочь. Но, помните, как в песне NizK­iz было: «каму мы патрэбны, калі не сабе»? Все равно есть ощущение, что кто-то должен помочь. Поэтому есть обида и злость на тех, кто уехал, так как они ничем не помогут. Для уехавших те, кто остался, тоже ничем не помогут.

Но не стоит проецировать ожидания того, что кто-то придет и поможет. Нет, этого не произойдет. Мне кажется, когда есть признание этого бессилия с обеих сторон, тогда рождается то, что мы называем солидарностью и взаимопомощью.

Конечно, это не значит, что мы не должны реагировать. Нет, нужно реагировать и даже где-то обижаться. Но главное — не прекращать коммуникацию и не разрываться. Бороться, может, даже друг с другом, но не расщепляться на эти два лагеря.

Читайте ещё:

Правілы аказання першай дапамогі людзям, якія сутыкнуліся з гвалтам і катаваннямі

Как справляться с чувством вины, если ты уехал или остался, но все равно его испытываешь

Аксана Колб: «У Беларусі шмат годных людзей. А дзе ж з імі яшчэ сустрэцца, як не за кратамі?»