Анна Анакер-Сантарович из Берлина: Я — веселый человек, который выживает

Уже 15 лет как журналистка Анна Анакер-Сантарович уехала к любимому в немецкую столицу. Она продвигала белорусскую культуру в Германии, готовила закуски и обучала трудных подростков. Любимый ушел, остался ребенок и хорошее настроение. Но о тяжёлых испытаниях невозможно думать, когда тебе с солнечной улыбкой открывают дверь и приглашают в обставленную с любовью квартиру, где Аня живёт с сыном Мишей.

Включается диктофон, и Анины глаза загораются. Понимаешь, что коллега верна своей страсти — слушать чужие истории и рассказывать их другим.

— Ты училась в Беларуси?

— Да. Я — минчанка, училась в БГУ на журфаке. Уехала после третьего курса замуж в Германию, но умудрилась при этом «выбить» в университете разрешение на свободное посещение и закончила учёбу очно.

Весь мой класс пошёл либо в Иняз на французский язык, либо в ЕГУ. А я — отщепенка, пошла на журналистику. Поступить было легко, все хотели на газетную журналистику, а на международную журналистику был первый набор и не так много желающих.

Занятия проходили так: приходил очень старый профессор, ставил на парту стул, сажал на него куклу и говорил: “Пишите лид. У вас 30 минут.”  

Вообще, было скучно. Но некоторых преподавателей вспоминаю с любовью. Например, очень хорошие были преподаватели по русскому языку.

— Неужели их наука пригодилась тебе в Германии?

— Да! Русский язык пригодился. Нас так натаскивали, что он и теперь у меня очень хорош. В общем-то, только язык и пригодился. Ну, и фотодело ещё. Хоть мне было с ним очень тяжело, и оценка в результате неважная, но предмет был нужный и преподавали хорошо. А остальное всё на практике пришлось осваивать.

— Какого предмета в белорусском обучении журналистике не хватает?

— Пусть бы студентов учили техническим навыкам — резать звук и видео, например. Все рассчитывают, что с тобой рядом будет сидеть техник, который это сделает, а на самом деле сейчас всё приходится монтировать самой. Да, и сам сделаешь гораздо лучше, потому что знаешь свой материал.

В Германии журналист — это универсальная профессия, если ты не оформляешь свои материалы сам, не монтируешь и т. д., то редакции придется кого-то дополнительно оплачивать, а они в этом не заинтересованы. Я и сама собираюсь пойти сейчас на курсы видеомонтажа.

— Чему тебя научила работа журналиста на практике?

— Я научилась ничего не бояться и задавать вопросы. Вначале, когда на радио пришла (на тот момент уже года 4 жила в Германии), была ещё юной. Мне было лет 25, я всего стеснялась. А к немецким интервью я готовилась особенно тщательно. Выписывала вопросы, много читала про того, у кого буду брать интервью, переводила каждое слово. Правду сказать, боялась немецких собеседников. А сейчас, даже если я чего-то не понимаю, то не стесняюсь прервать, переспросить. Всё равно политики говорят так, что не каждый немец с первого раза поймёт.

— Где ты работала?

— В основном на радио и в журналах. Есть совсем короткий опыт работы на телевидении. С 2005 по 2009 годы я занималась проектной деятельностью. С друзьями мы несколько раз делали фестиваль белорусской культуры на гранты. Мы привозили “Drum Ecsta­sy”, “Без билета”, “Серебряную свадьбу”. Они играли бесплатно, но мы оплачивали дорогу, проживание, питание и проезд по городу.  Привозили в Берлин Современный художественный театр, кучу фотографов, мультипликаторов, документалистов. Было очень весело. Последний фестиваль мы делали, когда у меня уже был маленький Миша в коляске. Сейчас ему 8 лет. Фестивали делать мы прекратили — наверное, потому что наши друзья перестали попадать под гранты как “молодёжь”…

— Какой у тебя любимый опыт в журналистике?

— Конечно, радио! Иначе я бы там не работала.

Вообще, у меня сначала было две работы в Берлине. Я занималась театром с трудными подростками в районе Фалькенберг. Раз в неделю у нас там случались истории. То кто-то до комы напивался, то кто-то кого-то избивал… А я с ними делала этюды и даже фильм сняла. Меня очень удивляло, что они меня слушаются. Потому что я сама была ещё совсем молодая.

А вторая работа была в ресторанном бизнесе. Я делала тапас (Прим.: маленькие закуски) для одного клуба, и мне за это хорошо платили. Я так много, как там, никогда больше не зарабатывала. Вообще-то я должна была быть подсобным рабочим, мыть посуду, что-то нарезать, а в итоге всем заправляла, руководила новенькими, объясняла, как и что делать.

Владелец в результате стал заниматься каким-то другим бизнесом, а я нашла радио. Я тогда стояла, резала эти тапас и слушала радио “Мультикульти”, думая, что вот, русскоязычная редакция вещает, там, наверное, какой-то оазис и рай. Как бы было здорово там работать! Я им написала, и меня неожиданно сразу взяли.

— Легко ли было включиться в работу журналиста?

— На “Мультикульти” мне дали пробное задание — сделать репортаж. Я сделала его с Катей Филиппович, это белорусская модельер, которая тут в Берлине тоже начинала жизнь с нуля. В Минске она была известна, а здесь на тот момент — нет. И вот я написала, как умела. А мне говорят: “Что-то у тебя Катя, как железный человек. Ни характера, ни души. Садись, переписывай!”

Это был главный урок, который мне дали на радио — должна быть картинка, особенно первая, потому что радиослушатель не видит, не слышит и не знает того, что узнал ты. Ты должен так рассказать, чтобы слушатели почувствовали запах того места, почувствовали тоску или радость человека, с которым встречаешься. А уже потом можно интервьюировать. Иначе человек, который включил радио и чистит при этом на кухне картошку, ничего не поймёт, кроме фонового “бу-бу-бу”. Ну и писать для радио, конечно, надо очень просто, не усложняя.

— Расскажи про свою нынешнию работу!

— Продолжаю работать репортёром на радио. Вообще-то я фрилансер, у нас нет журналистов в штате. Но можно сказать, что я всё равно в команде: получаю задание, есть договорённость о двух репортажах в неделю, иногда выходит больше. Но я не могу делать по 3–4 репортажа в неделю постоянно, потому что мы тогда выходим на такую сумму, что по закону работодателю придётся оплачивать мою медицинскую страховку, а этого он, конечно, не хочет. Из хорошего — мне оплачивают 42 дня отпуска. И теоретически мне должны оплачивать больничные, но с тех пор, как я родила ребёнка, я пока не позволяла себе болеть.

Мою первую радиостанцию “Мультикульти” закрыли, потому что решили, что в Германии есть два аналогичных радио. Оставили станцию “Funkhaus Europa”, принадлежащую WDR, одному из самых богатых медиаконцернов. После закрытия “Мультикульти”  “Funkhaus Europa» забрал себе его некоторые иностранные редакции (русскую, польскую, испанскую и т.д.).

— Над какими темами ты работала на прошлой неделе?

— Я ходила в редакцию радио, которое делают слепые люди. Смотрела, что они делают. Отлично работают! Монтируют на компьютере с огромной скоростью. Для меня это был высший пилотаж.

А второй репортаж был об одной организации в Марцане. (Прим.: Marzahn — Берлинский район на самом востоке города, в котором живёт много русскоязычных мигрантов). Там стоит шестиэтажное огромное здание, похожее на студенческое общежитие. В нём совершенно безбашенные фанаты района делают всякие интересные проекты под общей маркой “Pro Social”. Они взяли к себе детей-беженцев, которые приехали в Германию без родителей. У них живут немецкие бездомные и трудные немецкие подростки. И к тому же они организуют всякие интересные интернациональные проекты. Что любопытно, многое делают совместно с Октябрьским районом города Минска! Вот на этой неделе открывают выставку, на которой должен присутствовать белорусский посол.

А по пятницам у меня опросы на разные темы. Я звоню людям и интересуюсь их мнением о какому-нибудь событии. Темы совершенно разные — от “8 марта” до “самолёт упал”. Опрашиваю, потом монтирую, оставляю самое интересное.

— Что ты любишь в своей работе?

— Бывают люди, у которых ты берёшь интервью, и они тебя в результате ещё и вдохновляют на что-нибудь. И ты гордишься тем, что благодаря работе у тебя есть доступ к такому собеседнику, а если вы ещё и на одной волне оказались и продолжили общение — это вообще класс.

В профессии журналиста самое лучшее, наверное, что у тебя куча историй в голове о разных людях.

— А что не любишь?

— Я бы хотела в идеале, чтобы меня не заботило ежедневное пропитание. Я бы просто сидела и писала книгу, на которую у меня никогда не хватает времени. Что-нибудь смешное и легкое про тех людей, которых я встречала, про дурацкие ситуации, в которые попадала. Еще бы одного ребёнка родила и растила бы детей в каком-нибудь условном “домике в деревне”. У меня нет больших карьерных амбиций, я — веселый человек, который выживает.

—У тебя есть какая-то зацепка, с помощью которой ты делаешь так, чтобы собеседник доверился и сразу тебе раскрылся?

— Особого секрета нет. Но заметила, что люди любят, когда ты совершаешь ошибки. Многие боятся микрофона, и твои ошибки помогают им расслабиться. Когда я вижу, что собеседник зажат, то начинаю копошиться с техникой —  “Ой, у меня тут не подключается и тут не подключается” —  и вот он уже смеется и пытается вставить нужный штекер, а сам расслабился и заговорил.

— Если открутить время назад, поменяла бы профессию?

— Если бы я знала, что со мной приключится такая история, что я влюблюсь в немца, выйду замуж и перееду жить в Берлин, если бы я знала, что мне вся Европа будет открыта, я бы выбирала что-то универсальное. Может быть, выучилась бы на медсестру? Выучила бы английский ещё до этого. И вообще учила бы языки.

Пока что я — “русскоговорящий журналист” и моё применение тут ограничено. Это совершенно не то, чего бы я хотела. Я никогда не смогу владеть немецким так, как я владею русским, чтоб писать “красивые” статьи. Можно написать технически, и это будет отлично читаться, но всё равно это будет «не то». Не будет нужной лёгкости.