«Я пытался поднять боевой дух, как барабанщик на войне». Первое интервью Пальчиса на свободе

Сегодня он чуть не стал новым политзаключенным. Пальчис совсем недавно вышел из СИЗО после года уголовного преследования, ареста в Беларуси, бегства в Украину, попытки вернуться через Россию, четырех месяцев в Брянском СИЗО, экстрадиции на родину и закрытого суда, который хоть и признал его виновным в разжигании вражды и распространении порнографии, но обратно на нары не отправил.

В первом интервью после освобождения Эдуард и его жена Виктория рассказали, через что они прошли за этот год. Мы узнали у блогера, зачем он решил вернуться из Украины, как ему сиделось в России и как его передавали белорусским силовикам. Пальчис рассказал, почему нужно цензурировать российское телевидение, считает ли он себя русофобом и о чем жалеет.

— Эдуард, вы ожидали такой исхода дела?

— Находясь в изоляции, ты ничего не можешь точно знать, предполагать. Я думал, посадят на 2−3 года, готовился к реальному сроку. Из практики работы судебной системы, должен был быть реальный срок. Мне в этом году больше всего повезло по приговорам. Если брать статистику Верховного суда за первое полугодие — из более 22 тысяч осужденных всего 44 оправданных.

— Когда вы полностью осознали, что свободны?

— В ту же минуту, что и освободили. В принципе, психика у меня стабильная, понял, что обошлось. Гражданское общество, журналисты вытянули меня, власти решили обойтись без еще одного политзаключенного.

— Что почувствовали, когда вышли?

— Что сейчас начнутся новые сложности, связанные со свободой. За девять месяцев ты к тюрьме привыкаешь. Я же был анонимом до этого, никогда себя никакой важной персоной не считал. А здесь огромная толпа журналистов, камеры, огромная поддержка. Я не мог осознать, что это относится ко мне.

— Долго нужно перестраиваться?

— Мне сложнее всего привыкнуть к ноутбукам, смартфонам и информационному миру. Я привык к письмам. Немного непривычно открытое пространство и много людей.

— Чем занялись в первый день на свободе?

— Это был мой день рождения. Поэтому с родными и близкими друзьями съели торт, выпили сока.

— Каково было попробовать домашней еды после тюремной? Нормально кормили в СИЗО?

— Аппетита, кстати, сильного не было [после освобождения]. В России в принципе еда отвратная, в Беларуси кормят получше. Для большинства людей будет непривычно, но с приправами разными — съедобно. Человек — адаптивное существо. Кормили в основном картошкой, кашами, капустой, супами. Оно готовится внутри самими зэками.

— Как вам новые деньги?

— Я их видел еще у адвоката, выпросил посмотреть. К монеткам пока не привык, и в Украине, когда жил, тоже не мог привыкнуть. Все расчеты за меня делает супруга, да и решает все остальные вопросы. У меня просто нет телефона, вся связь через нее.

Жена Эдуарда, Виктория идет рядом с нами и отвечает на звонки. За первые десять минут разговора ей позвонили трижды. Мы о своей встрече тоже договаривались через Викторию. После интервью у Пальчиса встреча с адвокатом, где он выяснит, какие сейчас ограничения на него накладывает подписка о невыезде. На ней ему осталось пробыть около месяца.

— Виктория, а вы ждали такого приговора?

— Да. Исходила из ситуации, скорее даже — международной, сближения Беларуси с Западом. Дипломат из США Бриджит Бринк даже заявила, что следит за делом Пальчиса. Я думала, власти не рискнут посадить его на реальный срок.

— То есть не удивились? Не такие яркие эмоции были, как у мужа?

— Наоборот, это создает опасную ситуацию, когда ты внутренне настроен на освобождение и понимаешь, что, если все-таки приговор будет связан с лишением свободы, ты к этому морально не готов. Когда зачитывали приговор, это был меганапряженный момент. Как только сказали «освободить в зале суда», все, с тех пор я больше ничего не слышала.

«У меня не хватило паранойи»

Возвращаем Эдуарда в прошлое и интересуемся, когда и зачем он решил запустить свой теперь уже нашумевший сайт.

— Все началось в 2014 году, когда была одна из самых острых фаз конфликта на юго-востоке Украины. Беларусь тогда отказалась от признания ДНР-ЛНР, и информационная война начала перебрасываться на нас. Я всегда очень внимательно следил за многими потоками информации в интернете и увидел, как кремлевские тролли начинают «отрабатывать по Беларуси». Создавались даже группы Вконтакте: Могилевская народная республика, Витебская и так далее. Большинство наших СМИ, обычных комментаторов на это даже не реагировали. Были жесткие угрозы и призывы: мол «граница России будет под Брестом», «мы вас, белорусов, раздавим как хохлов».

— Почему вы решили в это включиться?

 — Исследуя ту же историю, политику, зная методы воздействия на массы, я понимал, что это подготовка для одного из возможных сценариев агрессивных действий в отношении к Беларуси. Меня задело, что даже госСМИ не защищали свое информационное пространство. И я решил просто за всех ответить в той же риторике и стилистике на эти угрозы. Потихоньку стали подключаться другие журналисты и блогеры, я просто стал одним из первых.

— Вы думали, ваш проект будет иметь какое-то завершение?

— Конечно, я вообще без журналистского образования, не знал, будут ли его читать. На сайт я потратил 15 долларов, не пиарил его. Изначально читала узкая политизированная тусовка людей. Но эти уголовные дела сыграли обратную роль. Вместо сдерживания моей деятельности, люди больше о ней узнали. Сейчас самые популярные тексты набирают по несколько десятков тысяч просмотров.

— Когда у вас появились первые проблемы в Беларуси?

— Просто в начале мая 2015 года меня задержали.

— Как вы об этом узнали, Виктория?

— А я об этом узнала, когда утром вдруг открылась дверь своим ключом. Для Эдика было слишком рано, он не должен был еще прийти. Вошли ребята, объяснили, что на Эдуарда заведено уголовное дело. Вели себя очень вежливо, вплоть до того, что разулись в коридоре (улыбается).

— Вы испугались? Вы же знали, чем он занимается…

— Скорее, была в шоке.

— Дело в том, что уголовное дело на блогера, — добавляет Эдуард, — такого еще в истории независимой Беларуси не было. Особенно, когда это делают целые отряды оперативнков.

Пальчиса обвинили в разжигании межнациональной розни. Затем у блогера было несколько дней на Окрестина, месяц на обследовании в Новинках, подписка о невыезде. Возобновление блога, новое обвинение, теперь за распространение порнографии — Пальчис опубликовал и высмеял вульгарную картинку с одного из маргинальных сообществ Вконтакте. После этого он снова пропал.

В ноябре 2015 года блогер объявился в Украине, где написал новый текст, подробно рассказав историю своего преследования. Изначально ехал в Киев без понимания, когда получится вернуться домой. Но решил сделать это уже спустя три месяца. Эдуард ехал обратно через Россию. Там на границе его и задержали.

— Я не собирался быть вечным политбеженцем, не просил никаких паспортов или убежищ в Украине. Решил вернуться, потому что это моя родина. Если хотят сажать, то пусть сажают здесь. Я уезжал перед выборами [октября 2015 года], непонятно было, чем они закончатся. Они прошли спокойно, и ЕС приостановил санкции, а в феврале 2016 года должен был вопрос окончательно решаться. Одним из условий было отсутствие преследования свободы слова. К этому событию я и хотел тайно приехать, встретиться с родственниками, а затем — идти в Следственный комитет, разбираться с уголовным делом.

— Почему через Россию?

— Когда я выезжал, все прошло быстро и четко. Но я не учел специфику работу ФСБ, не хватило паранойи. Оказалось, что и ФСБ меня, на их языке, разрабатывало. Я думал, про меня уже забыли, а меня взяли на границе.

— Как это произошло?

— Пришли люди в штатском, сказали, что у меня не заплачены налоги на территории России. Учитывая, что я там был пару часов за всю жизнь, я все понял. Оперативники начали играть в свои игры: выбить определенные показания, чтобы сразу засадить. Я им рассказывал фантастические истории. Думаю, они сейчас тоже смеются, вспоминая.

Меня поместили в брянское СИЗО, в так называемый «карантинный отстойник», не очень там было с условиями. Я сидел с людьми, которых только задерживали на пару дней и переводили в другие места. Люди там сидели до недели, а я — четыре месяца. Приходилось работать психологом для брянских задержанных, успокаивать людей в шоке. Я видел и попытку суицида — человек пошел ночью вскрывать вены.

— Сидеть на родине и в Брянске — есть разница?

— Конечно, там у меня был запрет на почту, общение с семьей.

— Не могли даже сообщить родным о задержании?

— Об этом официально сообщается через органы, они передают родственникам. Я сидел, как будто на другой планете. 24 часа в сутки российского телевидения.

— Насмотрелись на всю жизнь вперед?

— Да, четыре месяца подряд. Как раз была практика анализа. Я понял, что ребята продолжают дело Геббельса, они распространяют психологический вирус через истерические заявления. Тотальная тема войны — купили какие-то снайперские винтовки для заполярного спецназа, все — по НТВ одна из главных новостей. Зимой была одна Турция и Сирия, я как будто жил в какой-то арабской стране. Даже про Украину меньше.

— Как и когда происходила экстрадиция?

— По-моему, 19 мая сказали собираться с вещами, посадили в так называемый «столыпин», это арестантский вагон, и повезли в Смоленск. До 26 мая я посидел там, затем меня на машине отвезли к границе с Беларусью и там произошел обмен. Российских граждан на белорусских.

— Как это происходит?

— Просто подъезжают две машины к границе, открываются двери, люди переходят из одной в другую. Со мной был еще один белорус, который тоже из Брянска экстрадировался. Меня сначала отвезли в Витебское СИЗО, затем 1 июня уже привезли в Минск на Володарского, затем — в Жодино. И там был до 30 сентября.

— Изменилось ли отношение белорусских следователей после того, как вы вернулись, по сути, обманув их с подпиской о невыезде?

— Поведение следователя сильно отличалось от того, что было раньше. Поуменьшилось оптимизма, читался страх в поведении. Когда меня задерживали, я был никому не известный блогер, а теперь они уже видели, что влипли. Создали шумиху из ничего, Мининформ мог просто заблокировать мой сайт, ничего бы не случилось.

В Жодино Пальчиса поставили на учет как склонного к экстремизму. В тюрьме он получал информацию из писем и от адвоката, затем стал выписывать независимые газеты. Некоторые сотрудники тюрьмы, говорит блогер, все понимали и даже подбадривали.

— Виктория, как на вас повлияли эти месяцы? Где вы были, когда мужа задержали в России?

— Когда задержали, я была в Киеве, потом переехала к родителям в Лиду. Там жила до сентября. Когда он был в Брянске, было страшно, особенно пока не было с ним связи. Я боялась, что его могут там оставить, найдут повод осудить в России. Наши адвокаты не могли туда попасть даже в брянское СИЗО. У меня даже были сомнения, что он до сих пор в Брянске, а не в подвалах на Лубянке. Когда его перевезли сюда, стало намного легче в плане общения и контроля за ситуацией. Мне сейчас очень сложно анализировать, как менялась моя жизнь, потому что на первое место вышел Эдуард, я на все смотрю через призму того, что было с ним.

— Как часто вы могли общаться?

— Письма шли с задержкой в неделю.

— В свиданиях нам отказали, — добавляет Эдуард, — Было свидание с матерью, с отцом, братом и женой — отказали. Кому-то каждую неделю разрешают, мне дали одно за все время.

«Я ответил жестко и за всех»

Спрашиваем у Эдуарда, считает ли он себя русофобом.

— Только в том смысле, в котором это понятие возникло в том же твиттере в 2014 году. Это больше юморное слово, которое родили сами российские СМИ: все, кто не согласен с политикой Кремля, их клеймили русофобами. Поэтому да, я русофоб в плане несогласия с кремлевскими властями. Что касается отношения к русским, у меня много друзей из России, той же Москвы. Я русскоязычный. Вокруг всех этих слов очень много пропаганды, создания страшилок для населения — что мол есть какие-то русофобы, которые что-то замышляют.

— Стиль ваших статей был резким. Если это был залп информационной войны, почему вы думаете, что такая тактика может кого-то убедить?

— Меня поразило в 2014 году, что многие белорусы даже в ответ на угрозу своей стране, ныли. Всей этой большой когорте русских пропагандистов и черносотенцев я отвечал очень жестко и за всех. Чтобы, образно говоря, поднять боевой дух. Есть в войсках барабанщики, я пытался выполнять эту роль, чтобы люди увидели, что да, можно жестко отвечать, когда твоей стране угрожают захватом, говорят, что вы недо-государство и недо-нация.

— В одной из статей, за которую вас судили, вы призывали дискредитировать «сторонников русского мира» до такой степени, чтобы они ассоциировались с теми, кого «нужно уничтожать». По опросам, к сторонникам русского мира можно отнести две трети белорусов…

— Статья написана в октябре 2014 года, когда шли боевые действия на востоке Украины. Она относилась к конкретным боевым сепаратистским отрядам, например, к товарищу Мотороле, который недавно был уничтожен. Под сторонниками русского мира я тогда имел в виду сторонников агрессивных военных действий, которые используют это понятие для претензий на соседние государства.

— А белорусов, которые в своем большинстве поддерживают российскую политику, вы как хотите переубеждать?

— Их мнение — это вирус, который им загнали, привили старыми геббельсовскими способами. Это не их мнение. Лучшая защита — формирование четкого национального самосознания, чтобы человек знал, что такое Беларусь, кто такой белорус. Когда у него будет сформирована эта платформа, никакая деструктивная идеология не проникнет. А у нас открыто вещают российские СМИ, и они намного более популярны, чем белорусские. Все смотрят Киселева. Надо ограничивать тот зловредный контент, который идет со стороны агрессивных российских СМИ.

— Вы понимаете, какие могут быть последствия у топорного ограничения этого контента?

— Если меня судили за разжигание, надо хотя бы минимально цензурировать призывы к войнам, когда Киселев говорит, что кого-то нужно сжечь в ядерный пепел. Хотя бы на таком уровне, чтобы наши люди не сидели и начинали впадать в истерию, которая находится к политике другого государства.

— Как вы относитесь к внешней политике Минска, которая изменилась после украинских событий?

— В принципе, достойно. Это близко к тому, как надо поступать в том сложном географическом положении, где мы оказались. Наш МИД и руководство довольно ловко маневрируют и пытаются уйти от конфронтаций. В принципе, мне даже нравится.

Что дальше

Своим уроком после девяти месяцев заключения Пальчис называет то, что «везде надо вести себя достойно».

— В тюрьмах есть много интересных и достойных людей. Будь честным, и также будут и к тебе относится.

— Вы о чем-то жалеете? Сделали бы что-то иначе?

— В принципе, нет. Разве что о том, что нашли в первый раз (смеется). Я думаю, это было из-за моей глупой ошибки, человеческий фактор. Хотя бы на моем примере, я надеюсь, что люди в силовых структурах поймут, что себе дороже трогать людей, которые работают с информацией, журналистов, блогеров. Никого нельзя за это сажать. Гражданское общество научилось вытаскивать людей из тюрьмы.

— Если бы знали, как все произойдет, вели бы сайт точно так же?

— Зная то, как у нас проводятся экспертизы, любого человека можно за его фейсбук подвести под статью. Если был бы указ сверху, нашли бы за что. Статей в УК много.

— Виктория, а вы бы стали отговаривать мужа на каком-то этапе, если бы знали, чем закончится?

— Нет. Может быть, я бы пересмотрела момент с отъездом в Украину. Не уверена на 100%, но возможно, стоило оставаться. По факту он все равно попал здесь под преследование. Проблема в том, что мы думали, что сможем жить в Украине. Я поняла, что Украина — прекрасная страна, там хорошо жить, но зная, что ты в любой момент можешь вернуться. Когда ты уезжаешь, думая, что это может быть лет на 15, это тяжело, у меня не получилось.

— Утром после освобождения вы, Эдуард, написали в твиттере: «Проснулся с острым желанием что-нибудь разжечь или распространить». Будете продолжать вести сайт?

— Надо решить много бытовых вопросов. Я не считаю себя каким-то героем или талантливым писателем. У меня был обычный блог, просто на острую политическую тему. Если люди считают, что от меня какая-то есть польза, буду дальше делать, что могу. Может быть, так, чтобы даже самые пристрастные эксперты не нашли ничего. Дальше буду стоять на позициях формирования национального самосознания

— Короче, разжигать и распространять, — с улыбкой резюмирует Виктория.

— А что с планами по работе?

— Я раньше больше работал на себя, в интернете, и оказывал репетиторские услуги по истории. Что сейчас с работой, не знаю. Не факт, что какая-то фирма, пробив в гугле «Пальчис», захочет меня взять.

— А вы бы чем хотели заниматься?

— Тут уже у меня и выбора уже не остается. Что-то, связанное с медиа, журналистикой, наверное, придется двигаться в этом русле.

— Когда вы были в СИЗО, Виктория в одном интервью говорила, что вы ни разу не были на море…

— Вот эти девушки сентиментальные…

— Так, когда поедете?

— В ближайшее время — у нас тут рядом есть Минское море. А хотя нет, это подписку нарушает (оба смеются). Когда снимут подписку, будут деньги и время — поедем. Мне и в Беларуси комфортно.

— А я хочу съездить, — говорит Вика, — В Одессу, или в Грузию я бы слетала…