• Актуальное
  • Право и СМИ
  • Полезное
  • Направления и кампании
  • Обзоры и мониторинги
  • Полная версия сайта — по-белорусски Рекомендации по безопасности коллег

    «Людям стало важно понимать, как выживать за решеткой». Как журналистам писать истории политзаключенных — мнение Долгой и Судаленко

    Нужно ли писать о политзаключенных в медиа? Что делать, если сам узник хочет огласки, а его родственники против? Что думают бывшие заключенные после освобождения, когда не видят о себе никакой информации в сети?

    29 октября на фестивале PRADMOVA поговорили с журналисткой и создательницей проекта «Палітвязынкі» Евгенией Долгой, а также с правозащитником и бывшим политзаключенным Леонидом Судаленко о том, как журналистам работать с темой репрессий.

    ПРИ ПОДДЕРЖКЕ ЧИТАТЕЛЕЙ | PATREON.

    СПРАВКА
    Евгения Долгая — журналистка, создательница проекта «Палітвязынкі» о женщинах-политзаключенных.

    Леонид Судаленко — правозащитник из Гомеля, отсидел срок по статье 342 Уголовного кодекса, бывший политзаключенный.

    Евгения: На днях ко мне обратилась бывшая заключенная и попросила, чтотбы мы написали об одной девушке. У нее аутизм, она сидит по политической статье. Хотела найти родных и фотографию, но не смогла. Тогда эта бывшая заключенная сказала, что расскажет, как выглядит девушка, только бы о ней узнали.

    Недавно еще вышла Людмила Романович, которая написала антивоенное письмо Лукашенко. Она рассказала о другой девушке – Анне Кондратенко. У нее вообще нет никакой поддержки, а у женщины псориаз от нервов. И так информации о людях становится все больше, так мы можем помочь тем, кто находится за решеткой, а иногда — их родственникам.

    Могут ли публикации о политзаключенных навредить их родственникам

    Евгения: В моей практике такого не было. Мы, журналисты, должны понимать такую вещь. Есть политзаключенные, о которых нет информации, а есть политзаключенные, о которых не хотят рассказывать родственники — силовики ставят их в такие условия. Как только появляется информация о заключенном, для него в тюрьме создаются невыносимые условия. Например, отправляют в ШИЗО.

    Леонид: Каждый политзаключенный должен сам решить, какой уровень самоцензуры он вводит. Затем он скажет родственникам, могут ли они контактировать с журналистами. В тюрьме руководят оперативники, и они приходят к политическому и говорят: «Еще раз информация о тебе появится в интернете — пойдешь в ШИЗО». Они могут сказать заключенному, чтобы тот попросил родственников ничего не публичить.

    Надо учитывать интересы заключенного. Речь может идти не только о здоровье, но и о жизни. Если человека кидают в ШИЗО, то там очень сложно даже спать. Спишь на кулаках, почки сразу болят, ни писем, ни отоварки. Я на шестой день начал уже разговаривать с пауком, потому что есть потребность поговорить. Надо понимать, что ты живой человек.

    Администрация колонии делает все, чтобы политзаключенный почувствовал себя никчемным, что его все забыли и никто о нем не знает.

    К тюрьме я был готов морально: между обысками и задержанием прошло почти две недели. Для меня было бы страшнее, если бы я вышел и узнал, что обо мне никто не писал.

    Что делать журналисту, если родственники заключенных против публикаций в медиа

    Евгения: Смотря какая информация. Есть информация в свободном доступе. Например, у нас была политзаключенная, у которой был свой сайт. Водишь ее имя в Google, и этот сайт появляется первым. Мать этой девушки была против, чтобы о ней писали.

    Мы ходим по такому тонкому льду. Мы можем убиться в этой самоцензуре — и ничего хорошего не произойдет. У многих заключенных есть личные страницы в Insta­gram или Tik­Tok — это открытые источники. Мы можем брать информацию оттуда. Другое дело — дезинформация, которую мы никак не можем проверить.

    Например, одна женщина рассказала нашему проекту, что политзаключенную избили в колонии. Мы отказались публиковать эту информацию, так как ее нигде нельзя было проверить, а позже выяснилось, что это неправда.

    Леонид: После освобождения я продолжил консультировать. И у меня есть такая семья: сына задержали, он под следствием. Мать говорит, что сын передал, что хочет, чтобы его признали политзаключенным. А она сама против такого признания. И что в этой ситуации делать?

    Мать думает, что над ним как над политическим будут издеваться в тюрьме. Но он все равно сидит по «экстремистской» статье, у него все равно будет эта желтая бирка. К нему все равно будут относиться как к политическому, независимо от того, признают ли его правозащитники политзаключенным. Пока я эту женщину не убедил.

    Бывшие заключенные часто рассказывают о тех, с кем сидели. Имеют ли такие статьи право на существование в медиа?

    Леонид: Я один из тех, кто решил быть публичным человеком после освобождения. Я много кого встретил в тюрьме и много кого знаю. Я не буду рассказывать об этих людях. Когда они выйдут, то сами решат, что они могут и хотят рассказать о своем опыте. Прежде всего, я не делюсь информацией, чтобы не навредить этим людям. Журналисты должны уважать выбор каждого заключенного. Людям за решеткой надо сохранить здоровье и жизнь.

    Евгения: Мы с коллегой писали статью о девушке, которую задержали после того, как ее вычислили по фото сцепки. Ее родители были против любой публикации. Она была единственной политзаключенной в камере. Родители поместили ее в изоляцию, даже друзьям не рассказывали, что с ней происходит. На суде была она и несколько родственников. Я считаю, это жестоко.

    Мы написали статью о девушке, поговорили с людьми, которые ее знают. Мне потом писали родственники, было много возмущения. Совсем недавно эта девушка поблагодарила нас. Ее убедили, в том числе и оперативники, что она одна. Вышла из тюрьмы, и о ней даже друзья ничего не написали.

    Я думаю, все зависит от ситуации. Ты можешь говорить с бывшими заключенными и брать у них информацию. Например, о той же Анне Кондратенко: благодаря тому, что мы о ней рассказали, нам удалось собрать ей на лекарства. Речь идет о здоровье человека.

    Еще один политзаключенный с двузначным сроком думал, что о нем забыли. Узнал, что о нем помнят, только после того как в камеру посадили силовика, который участвовал в задержании Зельцера. Его взяли за взятку, и он начал шантажировать начальство: я расскажу, как там на самом деле было с Зельцером. Позже выяснилось, что из той группы задержания еще одного посадили за взятку. В результате из тех пяти, кто задерживал Андрея Зельцера, один убит, а двое за решеткой.

    Что писать о политзаключенных

    Евгения: Очень сложно тепепрь сделать интересной тему о тюрьме — это очень специфическая тема. У нас так много войны и тюрьмы. Люди не очень читают истории об арестах, такие сводки. Людям стало важно понять, как выживать за решеткой. Например, как женщины делают себе серьги-гвоздики. Я увидела, что именно такой формат важен, это откликается. Не многие знают, что можно отправлять людям в тюрьму, об этом стоит рассказывать.

    Леонид: Каждый случай индивидуален. У некоторых могут возникнуть проблемы из-за публикаций, поэтому надо контактировать с близкими.

    Читайте еще:

    Задержали директора портала Abw.by. ГУБОПиК угрожает собственникам бизнеса

    «Вся страна сейчас живет так, как годами жили пострадавшие от домашнего насилия». Большой разговор с Ольгой Горбуновой

    Анджей Почобут остается без необходимых лекарств и находится в изоляции

    Самые важные новости и материалы в нашем Telegram-канале — подписывайтесь!
    @bajmedia
    Самое читаемое
    Каждый четверг мы рассылаем по электронной почте вакансии (гранты, вакансии, конкурсы, стипендии), анонсы мероприятий (лекции, дискуссии, презентации), а также самые важные новости и тенденции в мире медиа.
    Подписываясь на рассылку, вы соглашаетесь Политикой Конфиденциальности