«Если одного из нас посадят, то второй берет ребенка и уезжает из страны». Ключевое из доклада правозащитников о психологическом состоянии политэмигрантов

Доклад составлен на основе 89 интервью с белорусскими релокантами. Интервью были проведены в Грузии, Украине, Литве и Польше в конце 2021 года и в 2022 году. Сегодня он был представлен во время онлайн-трансляции координатором по межобщественному сотрудничеству Федерального министерства иностранных дел Германии Робином Вагенером, председателем Немецкой ассоциации психосоциальных центров для беженцев и жертв пыток (BafF) Элизой Биттенбиндер, основателем Центра анализа и предотвращения конфликтов (CAPC) Екатериной Сокирянской, заместителем председателя БАЖ Борисом Горецким и др.

Воодушевление и солидарность 2020 года

Во время первой волны пандемии с белорусским обществом стали происходить перемены, которые нельзя назвать иначе как исторические.

— В тот момент психологи зафиксировали фазу воодушевления, — сказано в докладе. — Многим казалось, что перемены близки и возможны. Дух альтруизма, солидарности, желания помочь другим объединял людей.

Эти чувства перенеслись на послевыборные события. Многие опрошенные признавались, что во время маршей люди чувствовали единство и заряжались энергией друг от друга.

Примечательно, что для многих эти чувства солидарности, единства, энтузиазма и надежды остаются в релокации важным ресурсом, продолжающим их поддерживать.

«Это были тысячи и тысячи людей, которые хотели многое изменить и не хотели мириться с несправедливостью. Мы верили в наш лозунг: «Верым! Можам! Пераможам!»

Угроза уголовного преследования

Однако во время массовых репрессий общая атмосфера резко изменилась. Отчание, злость, депрессия…

Эксперты делают акцент, что представители творческих профессий стали мишенью для диктатуры. В частности, журналисты сперва лишены возможности работать, а потом оказались под угрозой уголовного преследования.

«У нас с мужем была договоренность: если одного из нас посадят, то второй берет ребенка и уезжает из страны. Не нужно будет носить передачи, подвергать риску себя и ребенка, которого могут отдать в детдом. Это тяжело, но мы признали: если кого-то из нас посадят, а обычные сроки, которые дают сейчас, это 7–10 лет, — то после освобождения уже не останется семьи. Вернувшийся из таких мест человек уже не будет супругом, а станет чужим человеком. И ребенок забудет такого родителя. Восстановить эту связь заново будет очень сложно или невозможно. Это ужасная, но отрезвляющая оценка ситуации». Журналистка телеканала «Белсат» Мария, сейчас живет в Литве.

Прессинг инакомыслящих

Кроме арестов, массовых избиений протестующих и фабрикаций уголовных дел, на государственном телевидении и в провластных медиа происходила травля инакомыслящих. Авторы отчета используют именно такие термины.

В качестве примера приводится случай Алены из Могилева, которая приняла решение об отъезде после обыска и допроса, а также ролика о ней на государственном ТВ. Она смогла забрать с собой сына, но муж вынужден был остаться в Беларуси. Мальчик оказался перед жестоким выбором, с кем из родителей жить, а потом подвергался риску во время сложного нелегального перехода границы.

«Я попала в окружение, как и все, кто пришли почтить память Ромы Бондаренко. Я побежала прятаться в подъезд, забежала на 12 этаж, случайно дернула ручку двери, она оказалась открытой. Хозяин квартиры впустил меня и еще несколько человек. Я видела, как моих коллег-журналисток, работавших на другом портале, вывели во двор, поставили лицом к стене. Они вели стрим, и было понятно, что силовики их искали целенаправленно — выпиливали двери подъезда, заходили во все двери. К нам в двери они не попали, к счастью. В коридоре оказалась закрыта дверь тамбура. Мы видели, как выводили прятавшихся в квартирах людей. Тех, кто пытались бежать, бросали лицом на асфальт». Наталья, переехала в Литву.

Вынужденный отъезд из Беларуси

По разным оценкам, от 300 до 500 тысяч граждан Беларуси покинули страну после 2020 года. В некоторых случаях это было бегством с травматичными последствиями.

— Особенно трудно было тем, кто не смог выехать всей семьей и был вынужден оставить детей или супругов в Беларуси. У многих релокантов оказались разорваны семьи, — в докладе затрагивается крайне болезненный для многих момент.

«24 августа мы поехали в отпуск. Это была первая поездка с детьми на море. На следующий день мы узнали, что жену вызвали на допрос, обвинив в организации массовых беспорядков. А уже после отъезда появилась группа в соцсетях “АнтиПауки”, и там были угрозы и клевета в отношении нашей семьи и тех, кто протестовал в поселке Октябрьском. По рекомендации правозащитников мы в Беларусь не вернулись. Получили документы в литовском посольстве в Киеве и 5 сентября 2020-го прилетели в Вильнюс. Основная трудность состояла в том, что у нас был один чемодан на четверых. В чемодане были только купальники и одежда для отдыха. Поэтому пришлось полностью с нуля обустраивать быт». Блогер Андрей Паук, сейчас живет в Литве.

Легализация и поиск работы в эмиграции

Многие опрошенные правозащитниками сообщили, что после отъезда испытывали скорее позитивные чувства. Исчез страх ареста, насилия, потери детей, улучшился сон. Однако пришлось решать вопросы легализации и интеграции в местные сообщества, что не для всех стало простым испытанием.

Материальные сложности стали важнейшими на первом этапе переезда почти у всех опрошенных. А также поиск жилья, финансовые трудности, замена документов, поиск работы. Многие обращали внимание на языковой барьер. Ключевым фактором стал социальный капитал: активисты, вписанные в журналистские и правозащитные сети, гораздо легче решали проблемы с жильем, трудоустройством и легализацией, замечается в отчете.

— Активисты и журналисты, работавшие на удаленке, могли продолжить работу онлайн, но далеко не все, — зафиксировано в докладе.

«…с самолета, на котором я улетела, сняли экспертку Татьяну Кузину. Сейчас она в тюрьме. Мне было страшно… Основная сложность в том, что со мной были маленькие дети. Потом еще в течение двух месяцев я не знала, где я буду жить и какую работу искать. Это очень сильно повысило мою тревожность и, вероятно, стало причиной развившегося тревожно-депрессивного расстройства (диагноз поставил психиатр)». Алена, журналистка телеканала «Белсат». Вылетала из Минска в Тбилиси.

Состояние ментального здоровья

Психологические травмы и их последствия, сказано в докладе, сильно сказываются на качестве жизни респондентов, причем не только на их здоровье, мироощущении, отношениях в семьях, но и на способности выживать в новых условиях: искать работу, получать вид на жительство, решать другие проблемы.

Эксперт из правозащитной организации в Литве отметил, что релоканты порой пропускают сроки подачи на визу и не решают довольно простые вопросы, так как находятся на пределе сил.

«Руководство школы даже думало, что мы скрываем что-то про психологическое здоровье детей и требовали, чтобы они прошли медицинское обследование». Ольга из Гомельской области, 33 года.

Эмигранты в разговорах с правозащитниками упоминали панические атаки, страх преследования себя и близких, оставшихся в Беларуси. 

«Я до сих пор не могу слышать фейерверки. Умом понимаю, что все в порядке, но тело трясет». Алеся, ранее работала Tut.by. 

На чувство «вины выжившего» за то, что уехал и находишься в безопасности, самоустранившись от событий в стране, ссылались многие релоканты.

Также не единична ситуация, когда на фоне эмиграции и разлуки происходят серьезные семейные конфликты, установили правозащитники. Так, дети винят родителей в том, что оказались в тяжелых условиях в чужой среде. А кто-то из супругов не смог уехать за преследуемым партнером или не выдержал сложностей релокации, что привело к разводу. 

«Мои задержания очень негативно повлияли на психику моего мужа. В семье начались очень серьезные проблемы, сейчас мы в состоянии развода. Родственники хотели, чтобы я прекратила работать, потому что это было опасно. Работу я продолжила до июня 2021-го. Родственники как бы беспокоились, но это все выражалось в давлении на меня. Закончилось это все не очень хорошо для всех. У меня трое детей. Двое младших уехали со мной в Литву (четырех и шести лет), а старший остался с отцом, и это большая сложность для нас всех». Алена, журналистка телеканала «Белсат». Живет в Литве.

Война в Украине. Дискриминация белорусов

После начала войны в Украине отношение к белорусским беженцам заметно ухудшилось в связи с тем, что режим Лукашенко стал соучастником агрессии России.

По данным социологического исследования, поддержанного фондом Фридриха Эберта, 39% белорусов в Грузии, 31% в Польше и 16% в Литве отметили, что лично сталкивались с дискриминацией.

Чаще всего речь шла о словесных оскорблениях, комментариях в процессе бытового общения, однако более серьезными видами дискриминации стало предвзятое отношение на институциональном уровне: «В Литве и Грузии более 30% тех, кто заявил о дискриминации, столкнулись с отказом в жилье, более 24% и 33% в Польше и Грузии не добились обслуживания в банке».

«До начала военных действий мы смеялись над этим [за два дня до начала войны в чатах появились сообщения о «расстрельных списках» белорусов, которые Лукашенко якобы передал россиянам на случай захвата Киева]: “Ха-ха-ха, что за списки, что вы паранойю разводите”. Но когда начались бомбежки, когда российские войска захватили Ирпень и Бучу под Киевом, большинство белорусов не решились оставаться в стране». Таня Свирепа, журналистка. Переехала из Минска в Киев в 2020 году.

Как говорят релоканты, первая волна негативного отношения, в частности, в Польше со временем сошла на нет. Во многом это произошло благодаря тому, что активисты пытались объяснять разницу между народом и режимом, причины эмиграции и так далее.

Потребность в помощи психолога

В разговорах с авторами отчета все (!) опрошенные респонденты согласились, что работа с психологической травмой и восстановление психологического здоровья — необходимое условие успешной адаптации и интеграции.

В докладе упоминаются два случая суицидов среди белорусских релокантов. В РБ было зафиксировано больше таких трагических случаев среди активистов.

«Я получила тревожно-депрессивное расстройство, что полностью связываю с репрессиями в свой адрес и, как следствие, отношениями в семье… Муж вообще тяжелее всего перенес. Из нормального человека он стал неуравновешенным. Уверена, что у него есть какое-то расстройство, но за помощью он не обращается. Думаю, что старший сын больше страдает, так как он живет отдельно от меня с отцом, который находится не в лучшем моральном состоянии». Алена, журналистка из Минска.

Почему эмигранты не всегда обращаются за психологической помощью? Это большая и комплексная проблема. Но одна из внешних причин, на которую ссылаются релоканты, — отсутствие денег и времени, а также нехватка внутренних ресурсов. 

«Ты ходишь постоянно с рукой на кнопке телефона, если что SOS-сообщение отправить. Ты знаешь, что тебе надо все быстро удалить и уничтожить, на всякий случай, чтобы и себе не навредить… и другим не навредить. Неизвестно, где тебя найдут. Ты всё время закрываешь офис на замки… Боишься банального звонка в домофон. Это неприятно, ты находишься в постоянном стрессе. Ты едешь в машине, а кто-то звонит и говорит, что у него обыск… Ну это напрягало… И я обратился к психологу, потом я уехал и отпала необходимость». Борис, 34 года. Журналист из Минска.

Еще одна причина — стигматизация в обществе. Не все готовы обращаться к специалисту, считая, что «это пустяки» и «сам справлюсь».

«К психологу чаще обращаются активисты и люди более высокого социального статуса, те, в чьей среде и в мирное время было принято решать вопросы через терапию». Мария, журналистка.

Эта проблема имеет ярко-выраженный гендерный аспект. К психологам чаще обращаются женщины, чем мужчины. В то время как у мужчин один из распространенных способов снятия стресса — чрезмерное употребление алкоголя.

«Мужчины в силу патриархальной социализации не умеют работать со своими эмоциями. Их вовлечение в терапию очень важно». Алеся, журналистка, релоцированная в Вильнюс.

Проблемы в оказании помощи

Несмотря на большой запрос на психологическую помощь, в этой сфере существует ряд проблем, сказано в докладе. В частности, выделяемых фондами средств недостаточно, отсутствует механизм верификации уровня профессиональной подготовки психологов-волонтеров, нет единой безопасной и профессионально верифицированной «точки входа» и др.

«Мои знакомые из сферы НГО, культурные активисты, журналисты — все в терапии. Запрос большой. Но не все довольны качеством. Знакомый мужчина жаловался, что ему бесплатные сессии с психологом… не помогли совсем, и он почувствовал ни эффекта, ни того, что его услышали. Мне психолог по этой же… программе очень помогла. У нее есть опыт работы с беженцами с Донбасса, она специалистка по ПТСР». Алеся, ранее работала в Тut.by.

Помимо этого, обычно психологическая помощь носит кратковременный характер. Как правило, неправительственные организации предлагают от одной до пяти бесплатных сессий, реже — до десяти. 

По данным авторов доклада, почти все опрошенные правозащитниками смогли наладить быт, работают, изучают язык тех стран, в которых находятся. Очень многие участвуют в волонтерских и профессиональных гражданских инициативах, помогают другим белорусам и украинцам. А отдельные журналисты добились профессионального роста и более активного развития своих проектов, оказавшись в безопасности и в свободных странах. В перспективе за редчайшим исключением все хотят вернуться в Беларусь и строить там развитое европейское государство.

Читайте ещё:

«Медиа усиливают эффект поляризации общества». Как проходила защита дипломов в ЕГУ

«Государство защищает не человека, а себя». Об исторической памяти и законодательной рамке

Белорусское телевидение, которое хотелось смотреть. Легендарные шоу, которые создавали на БТ в девяностые годы